Федор Рокотов

В первопрестольной, златоглавой Москве дышалось куда вольнее. Сюда стекались дворяне, недовольные императрицей и ее окружением. Холодную чопорность петербургских салонов здесь презирали. Любили дружеские компании, тихие беседы за полночь, тонкую поэзию, изящную музыку.

Центром брожения умов стал Московский университет. Отсюда расходились вольнодумные журналы. Их издавал в университетской типографии крупнейший просветитель Николай Иванович Новиков*. В этих журналах поднимались наболевшие вопросы времени: в чем ценность человека, каким ему быть, каковы гражданские добродетели?

Вопросы рождали споры, поиски. Образец человека идеального находили в истории. Герои Древней Греции и Рима, “доблестные республиканцы”, защитники отечества и прав человека, люди образованные и высоконравственные, были популярными в дворянских кругах.

В Москве Федор Рокотов поначалу нанимал дом, а потом купил свой, на Старой Басманной улице. Как и в Петербурге, у него появились ученики. Какое-то время мастер повторял старые портреты и некоторые переписывал, но вскоре начал брать заказы. Перед ним открылись двери гостиных и загородных усадеб. Восстанавливались знакомства прежние и заводились новые. Рокотов искал своего героя в дворянских гостиных, и его идеалом стал человек просвещенный, гуманный. Художника не привлекали энергичные, волевые натуры. Более всего он тянулся к людям мягким, доброжелательным, нежным.

Многие позировали живописцу Одних он забывал, едва исполнив заказ, с другими, как с семьей Воронцовых, отношения сохранялись долго. Картинная галерея их дома хранила несколько Рокотовских портретов. Однако самым тонким, самым задушевным из них был, пожалуй, портрет Марии Артемьевны Воронцовой.

Она изображена немолодой, прожившей уже большую часть жизни. Богатый внутренний мир этой женщины художник передал в движении лица. Он словно боялся упустить малейшие оттенки ее настроения и торопился поведать о них цветом. Темно-оливковый фон, почти черное одеяние, легкая пена старинных кружев, приглушенное мерцание желтой атласной ленты . Цвет здесь сродни запахам осенних цветов.

Рокотов поддерживал отношения не только с Воронцовыми. Он хорошо был знаком и с Николаем Еремеевичем Струйским. Этот человек любил театр и литературу, музыку и живопись. Он верил, что его предназначение — поэзия, и писал стихи, элегии, оды. Впрочем, печатать его избегали, и тогда богатый помещик завел собственную типографию. В свое имение Рузаевку он выписал самый совершенный по тому времени станок, заказал лучшую французскую бумагу, красивый шрифт. Струйский творил и тут же раздаривал очередной свой опус друзьям и знакомым. Те восхищались . качеством бумаги и изяществом печати. Оно было столь безукоризненным, что, случалось, Екатерина II хвасталась перед иностранцами книжицами Струйского.

Любил гостей Струйский. Охотно водил их по дому, показывал типографию, картинную галерею, библиотеку. Но существовало в рузаевском особняке одно помещение, куда хозяин никого не пускал. То был его кабинет, который он называл Парнасом. В этом святилище годами копилась пыль, однако творить она не мешала. Не мешали и крики, временами доносившиеся снизу, из пыточного подвала. С провинившимися крепостными Струйский нередко “разбирался” сам. С ними он говаривал языком иным, нежели с музами.

На рокотовском портрете рузаевский пиит представлен нервным, бледным, с горящими черными глазами. Он словно готов что-то изречь, на что-то указать, целиком во вдохновенном движении. Резко повернута голова, откинута правая рука. Веришь в поэтичность натуры Струйского . пока не начнешь внимательнее разглядывать лицо. И тогда замечаешь нездоровую напряженность огромных черных глаз, странную полуулыбку губ, болезненную заостренность лица.

Несомненно, художник знал о двойственности характера Струйского. Но хотел видеть человека лучшим, чем тот есть на самом деле. Отыскав в нем положительное, хоть маленькую искру, Рокотов надеялся, что она зажжет огонь и в этом огне сгорит уродливое, мешающее развиваться благородной личности. Верил портретист и в доброе влияние людей друг на друга. А вместе со Струйским жило нежное и доброе создание — его жена Александра Петровна. От этой женщины исходило такое сильное обаяние, что рядом с ней и сам Струйский казался иным.

Об очаровании Александры Петровны писали современники. Но одно дело слова, и совсем другое — цвет. А Рокотов умел говорить цветом, выражал им самое сокровенное — душу . Матово-бледное лицо с нежным девичьим овалом. Высокая пудреная прическа. Белое платье с пышными рукавами и глубоким вырезом.

Рекомендуемые статьи:

Остроухов И.С.
Остроухов Илья Семенович (1858-1929) Русский живописец, передвижник. Эмоциональные образы русской природы. Собиратель русской живописи и икон, переданных впоследствии им в Третьяковскую галерею. Природа так щедро и разносторонне одари ...

Учение Н. Макиавелли о государстве и политике
Одним из первых теоретиков новой эпохи был итальянец Никколо Макиавелли (1469–1527 гг.). Макиавелли [В ряде изданий последних лет эта фамилия пишется – Макьявелли. - Прим. авт.] долгое время был должностным лицом Флорентийской республики, ...

Апостол Сибири святитель Иннокентий и писатель И.А.Гончаров
В жизни писателя Ивана Александровича Гончарова была необыкновенная встреча с человеком, который впоследствии был признан святым и канонизирован Русской Православной Церковью. Возвращаясь в 1854 г. с Дальнего Востока в Петербург через Сиб ...