Страсти Христовы

Естественно, что фильм не мог не затронуть наших умов вопросом о "соблазне изображения", "соблазне смыслов". Я в нем не обнаружила никаких соблазнов. Кто же спорит, что ставка на похоть очей — главное "оружие" современной культуры? Но так ли слаба наша вера, чтобы образ актера вытеснил внутри нас иконографическое изображение Господа, Матери Божией? Так ли безумны мы, чтобы вообще размышлять о том, можно ли показать Бога, или "Бога показать очень трудно"? Да нельзя, конечно же, нельзя. Но и видеть в фильме только человека, "просто человеческие страдания Христа" или только "героическую личность, главного героя истории человечества" (Т.Иенсен)3, тоже, на мой взгляд, неверно. Неверно потому, что тогда и мы с вами должны встать в толпу Иудеи. В ту толпу, которая еще так недавно кричала Иисусу "Осанна!", а теперь требует — "Распни!". Толпа хотела Царя силы, повелителя-освободителя. Толпа любит силу. А этот странный Царь, вину Которого не может обнаружить ни Понтий Пилат, ни роскошный плотью, приторно-сладострастный Ирод, — этот Царь не смог защитить даже Себя. Умирать не защищаясь? Это разумному человеку непонятно. Как не защищается Он от истязаний и побоев оскорбляющих Его римлян, так не останавливает ярости сопровождавшей Его на казнь толпы. И Тот, Который еще вчера был так славен и велик, вмиг в глазах толпы (под жестким руководством Синедриона) становится жалким и ничтожным. Действительно, иудеям и первосвященникам принадлежал этот взгляд на Него как человека, да еще и человека безумного, в ненормальности своей утверждающего Свое Богосыновство. Так неужели и мы встанем на сторону Синедриона, оскорбленного "антизаконным" Богосыновством Христа ("По закону нашему Он должен умереть")? Нет, режиссер и все создатели фильма полагают Христа Сыном Бога. И мы, воспринимая фильм, знаем Его так, как знали Его ученики. Нам предлагается, в сущности, пройти все великие события последних 12 часов не с мстительной толпой, а вместе с ними, знающими, Кто Он.

Нынешняя мода на метафизическую реальность становится банально навязчивой, что не лишает ее определенной зловещести: тут тебе и "красные мощи", и "особая ложа единого гиперсмысла", и параспектакли, акции, перформансы, трансы, катарсисы, аффекты, вечные эзотерические символы и прочая. Вся эта разнообразная паразитация на метафизике прежде всего угнетает именно своей чрезмерной физиологичностью. Можно сказать и так: чем более "метафизичны" задачи, тем весомей и грузней плоть, тем ненормальней психика. Это мниморелигиозное пространство "интеллектуальных эмоций" часто наполнено ненавистью к обычному человеку. Именно его, человека, всячески "переустраивают" — искажают естественный психофизический облик.

Фильм "Страсти Христовы" категорически не устроит любителей интеллектуальной метафизики еще и потому, что в нем нет гиперискажений, как и искажений вообще — с одной стороны, а с другой — только вера героев является проявлением в нем метафизического начала. Слова новой заповеди любви уже вложены Иисусом Христом в учеников — тем и выделяются они из орущей толпы, что лица у них другие. Лица, преображенные верой. И не надо было именно актеру Джеймсу Кивезелу "играть Христа" — нужно было через других актеров передать нам чувство веры в Него, что они и делают в фильме (высокое "бесстрастие" Кивезела, когда "ничего не играется", конечно же, образец талантливой простоты). Вспомним начало фильма, когда римские легионеры идут в Гефсиманский сад, чтобы схватить Иисуса. У одного из них сопротивлявшимися учениками будет отсечено ухо. Но тут случится то, чего не должно быть, чего не может быть по законам плотским: Тот, Кто терпит насилие, милостливо совершает чудо для своего врага — ухо ошеломленного римлянина оказывается на месте, как будто только что не лилась кровь и не корчился он в муках. Мы еще несколько раз по ходу фильма увидим это растерянное лицо римлянина, усомнившегося в "безумии" Того, Кого велят казнить. Кажется, что из его уст вот-вот сорвется крик: "Верую, Господи! Верую". Эта правда сомнения (только ли "просто человек" перед ними?), это пред-верие души убедительно и точно переданы в сценах с Понтием Пилатом, и в сочувствующем, сокрушающемся состоянии жены Пилата — Клавдии. Когда Христос истязается римлянами, она принесет чистые пелены и отдаст их Матери Божией и Марии-Магдалине. Они знают, зачем Клавдия это делает: этими чистыми пеленами-полотнами соберут они Кровь Иисуса после пытки-наказания. Сцена эта, при всем исторически точном воспроизведении зверств бичевания, когда телесно-мощные, веселые истязатели-римляне постепенно тупеют от палаческой работы, — сцена эта имеет и глубоко символическое значение. Невинная и Святая Кровь, выбиваемая плетьми с железными наконечниками-когтями из тела Иисуса, забрызгивает пространство пыточного колодца-двора и каплями ложится на лица и одежду истязателей. Навсегда, навсегда остается она в мире святыней для одних и вечной виной на других.

Рекомендуемые статьи:

Агрессивность текста в современных молодёжных журналах
Казалось бы, издания для подростков и молодых людей должны воспитывать подрастающее поколение, сеять разумное-доброе-вечное… Ан, нет: на их страницах, почему-то, сплошь и рядом красота «кусков тела во все стороны» и романтика четырёх букв ...

Историческая справка
Русское красноречие возникло в XI веке как красноречие торжественное. Характерными чертами торжественного красноречия являются следующие качества: • апелляция к единомышленникам (вследствие чего это красноречие носит консолидирующий хар ...

Обогащение парадигмы
Выше были даны некоторые частные рекомендации, характер которых определяется реально существующими сегодня видами риторики. Однако начинать исправлять сложившее положение необходимо с осознания общего подхода к убеждению как таковому. Но ...